Читать интересную книгу Владимир Ост. Роман - Сергей Нагаев

Когда уже часы показывали одиннадцать, Анна сказала:

– Володь, а ты костюмы вообще носишь? Никогда не видела тебя в костюме.

– Да, есть у меня один, со школы еще, я его только один раз на выпускной вечер одевал. Я пиджаки как-то не люблю.

– Покажи.

– Зачем?

– Не хочешь, значит, как хочешь, – Русанова помрачнела, как всегда, неожиданно.

Владимир открыл шкаф, снял с вешалки пиджак. Анна улыбнулась и кивнула, мол, надень. Осташов со вздохом повиновался.

– Тебе идут пиджаки, зря ты их не носишь. Только этот уже не очень-то модный, тебе надо новый костюм купить, будешь неотразим. Ну снимай.

Он снял пиджак, бросил его на стул, а сам подошел к окну и уставился невидящим взглядом во тьму. Владимир был уверен, что Русанова твердо настроена и сегодня не сдаться. Он задумался. Что за бред сейчас происходит? Мужчина пригласил женщину домой. Он ей сказал, что любит ее и хочет ее. Она приходит. И делает вид, будто не поняла, зачем он ее пригласил! Какого черта, думал Осташов, она показывает свой характер? Что она этим хочет доказать? У него, между прочим, тоже есть характер.

– Скоро мать вернется, – не оборачиваясь, зло сказал он. – Через час, наверно. А может, раньше. Так что…

– А ты книги читать любишь? – глаза Русановой блеснули озорством.

– В принципе, да, естественно. Смотря – какие.

– Я сейчас один роман читаю. Погоди, сейчас покажу – я взяла его, чтобы в метро не скучно было.

Русанова быстро вышла в прихожую, вынула из своей сумки роман и сказала:

– Пойдем на кухню, еще вина выпьем?

Когда они расположились за столом на кухне, Анна протянула Осташову книгу. Это была потрепанная книжица в мягком переплете. Автор, из разряда третьесортных, был Владимиру незнаком. Обложка сообщала, что это дамский роман.

– Я, когда в педагогическом институте училась, литературоведение проходила. И наш доцент, который лекции читал, говорил, что хорошую книгу отличить от плохой очень просто. Нужно открыть ее на любой странице, хоть посередине, и если начинаешь читать, и тебе хочется продолжать, и трудно остановиться, то значит, это – на самом деле хорошая литература. А если нет, то соответственно – наоборот.

– Да. Я замечал. Классика вся такая, иногда случайно перебираешь книги, откроешь какого-нибудь Достоевского и – все, уже не оторвешься.

Анна взяла у него книгу, полистала – похоже, она искала какой-то отрывок, наконец, открыла на нужной странице и со словами: «Вот, почитай вот отсюда, мне интересно, как ты это оценишь» – вернула роман Владимиру.

– А я пока пойду к зеркалу причешусь, хорошо? – сказала Русанова.

– Иди, конечно – зачем спрашивать?

Анна ушла в прихожую, где на стене висело большое зеркало.

Осташов начал читать: «Джонни стоял у окна и пил из бокала шампанское. Он думал о своей Николь, которая была так близко, в соседней комнате, но одновременно – так далеко, потому что он все еще не мог сказать ей, как восхищен ею и как был бы счастлив, если бы она согласилась навеки стать его.

Неожиданно вошла Николь. Она была в купальнике и в его пиджаке. «Господи, как она прелестна!» – подумал Джонни. Он подошел и, ни слова не говоря, подхватил ее на руки и понес в спальню».

«Что я делаю?! – угрюмо подумал Владимир. – Вместо того, чтобы давно уже трахаться, я сижу и читаю какой-то кретинский дамский роман! Конечно, Аньчик пережила такое – ее обманул этот ее одноклассник. Но почему за него я должен расплачиваться? Она же как будто мне мстит за него! Ну вот что она сейчас делает? Просто издевается, стерва! А я все это глотаю, как последний идиот».

Осташов услышал приближающиеся шаги и, зло сказав: «Дрянь твой роман», – поднял голову и с ненавистью посмотрел на Русанову. Она была по-прежнему в желтой кофте и джинсах, но поверх кофты на ней был накинут его пиджак.

– Это пиджак твой дрянь, – отрезала она и, подойдя к Владимиру забрала у него книгу. – Ладно, мне пора домой.

– Конечно. Детишкам пора баиньки.

Анна вернулась в прихожую и, повесив пиджак на вешалку, стала быстро обуваться.

Тут только до Владимира дошло, ради чего она затеяла всю эту катавасию сначала с его пиджаком, а затем с дамским чтивом. В книге счастливчик Джонни, узрев свою Николь в пиджаке, самым романтичным образом транспортировал ее на ложе любви. В реальности же получился сбой, и Осташов остался ни с чем. «Господи, она же хотела меня, а я опять все испортил», – с тоской подумал Осташов, понимая, что благоприятный момент, которого он так ждал, был упущен, и в супермаркете жизни он (Владимир) снова оказался на полке уцененных товаров под табличкой «Неудачники. Распродажа». Впрочем, одновременно Владимир внутренне возмутился: почему, собственно, она заставляет его ловить какие-то дурацкие благоприятные моменты? Если оба все понимают, то к чему такие замысловатые кренделя? Это какое-то лукавство, ханжество! Скорее всего, думал он, за всем этим что-то кроется. Но что?! Простое соображение, что Русанова действительно может считать не его, а кого-то другого более подходящей партией для себя, Владимир даже не рассматривал.

– Может, еще задержишься? – холодно спросил Осташов.

– Нет, мне пора. Все, на что ты способен, ты мне уже показал. Я картины имею в виду. Можешь теперь спокойно ложиться в постель и спать.

Русанова уже была готова выйти. Владимиру хотелось ответить резкостью и захлопнуть за ней дверь, но он стерпел: долг джентльмена обязывал проводить женщину в столь поздний час до дома. «Погоди, я тебя провожу». Анна не возражала.

Он быстро оделся.

Всю дорогу, пока ехали на метро от «Семеновской» до «Арбатской» и далее на троллейбусе №2 по Новому Арбату и Кутузовскому проспекту, они молчали и старались не встречаться взглядами. Анна была очень сердита. Осташов чувствовал себя виноватым, и это ему не нравилось, поскольку он не считал, что в чем-то виноват – словом, Владимир тоже был в негодовании, внутри него все кипело.

На остановке у дома №26 вышли. Русанова сразу стала прощаться.

– Я провожу тебя до подъезда? – чуть не скрипя зубами, сказал он.

– Я сама дойду.

– Ты в этом доме живешь?

– Да. Ты дальше не ходи. Пока.

– Спокойной ночи.

– Нет, это тебе спокойной ночи. А мне нравятся ночи неспокойные, – ядовитым голосом ответила Русанова. – Нормальные мужчинки это приветствуют, уж поверь мне.

– Поверь мне, нормальные женщинки – тоже. Особенно медсестры.

Владимир со злорадством отметил, что неожиданно для себя попал в точку. Анна сжала рот, а крылья ее носа поднялись, придав ей схожесть с хищной птицей. Взгляды несостоявшихся любовников горели настоящей ненавистью. Никаких примесей – одна только стопроцентно чистая, испепеляющая ненависть! Ничего лишнего – только личное. Казалось, еще миг – и они вцепятся друг в друга.

Словно по уговору, однако, они одновременно сделали молча по шагу назад, как СССР и США во время Карибского кризиса, и затем развернулись и пошли в противоположных направлениях. Но тут Владимир получил кинжал в спину.

– Володь, всего тебе хорошего. Никогда больше не звони мне.

* * *

Наутро Осташов проснулся с твердым намерением круто изменить свою жизнь и вытравить Анну из сердца. Он решил уехать из Москвы – куда-нибудь. Желательно в незнакомое место. И вспомнил, как его приглашал к себе фермер, к которому он ездил вместе с маклером Камилем Петровичем. Покопавшись в своих деловых бумагах, привезенных домой из агентства недвижимости, Владимир нашел номер телефона Камиля Петровича. Разузнал у него (потому что сам не помнил), как зовут фермера, как называется деревня и как до нее добраться. Быстро собрал в сумку вещи – только необходимое. Позвонил матери на работу, предупредил ее, что срочно уезжает к другу в Торжок. Надолго ли? Пока на несколько дней, а там видно будет. При этом твердо остановил ее расспросы – сказал, что дела у него в порядке, просто все надоело, ему надо развеяться. И поехал.

До Твери Осташов добрался на электричке, оттуда на автобусе – до Торжка. Однако в сторону деревни Страшново местный автобус, как оказалось, ходил лишь по утрам. Стало понятно, что заночевать придется в Торжке.

Порасспросив прохожих, Владимир выяснил: ночлег задешево можно найти в общежитии бездействующего сельхозтехникума. И там ему действительно за очень скромную плату предоставили отдельную комнату. Впрочем, выспаться не удалось: всю ночь в соседнем номере, через тонкую стенку, какие-то офицеры пили, играли в карты и матерились. Вполне возможно, однако, что Осташов не сомкнул бы глаз и в тишине: он всю ночь с переменным успехом боролся с воспоминаниями об Анне, изо всех сил стараясь избавиться от ее образа, то и дело возникавшего перед его внутренним взглядом.

Спозаранку Владимир отправился на автобусную станцию и через три часа уже подходил к избе фермера Сазонова. Окрестности, утопавшие в снегу, выглядели совсем не так привлекательно, как это было летом, в первый приезд Осташова. На душе у Владимира стало тоскливо.